Вы видали в небе тучку,
вы видали на земле
золотистый, самый лучший
отблеск солнца на крыле?

Над поляной или сопкой,
над арбузною водой
вы видали след высокий,
белый след над головой?

То дорогами столетья,
понимая свой удел,
одинокий, как бессмертье,
Вечный Лётчик пролетел...

Профиль резок на мгновенье
и недвижен на века,
и на ручке управленья
неотрывная рука.

Белый шрам на ней когда-то
возле Царского Села
врезал немец-авиатор —
первая война была.

И отметина другая
чуть над шарфиком видна —
то ли пуля самурая,
то ли финская война.

И четыре года чистых,
и осколок у виска,
и четыре серебристых
из-под шлема волоска.

Не зачисленный в приказы
повышений и наград,
не вернувшийся на базу
строгой памяти солдат,

весь заштопанный, летает,
как немой укор войне,
и безмолвно помогает
справедливой стороне.

Нет на нём ни свежей раны,
и морщинок — ни следа,
потому что слишком рано
вечные набрал года.

Потому что в этом мире
только войны видел он.
За два, за три, за четыре
каждый год ему зачтён.

Он без отдыха-отбоя
беспосадочно кружит,
беспощадною петлёю
над неправым виражит.

В старой куртке, в шлемофоне,
весь затянутый, прямой
и на светлом небосклоне
по-отцовски молодой.

Только глаз его не видно —
то ли выцвели зрачки,
то ли отблески кабины
на огромные очки...

Рассыпаются по небу
войны, как метеорит.
Спит недружная планета.
Просыпается, гудит.

Там, где огненные точки
прожигают шар земной,
возникает Вечный Лётчик,
словно Совесть над Землёй.

1969