Неровность вычурная крыш течёт за горизонт.
Семнадцатый квартал. Париж. Чуть вздрагивает зонт.
И женщина французская, серьёзна и мила,
Спешит сквозь утро тусклое, – должно быть, проспала.
И тем, кто встретится ей улочкою узкою,
Не догадаться – здесь у всех свои дела –
Она хоть бывшая, но подданная русская,
Она такая же москвичка, как была.
У бывшей русской подданной в квартире кавардак,
А значит, что-то и в душе наверняка не так,
Но как легки её слова, и пусть неважно спит,
Но от "Столичной" голова под утро не болит.
И, вспоминая сон про дворики арбатские,
Она, как в реку, погружается в дела,
И, несмотря на настроение дурацкое,
Она такая же москвичка, как была.
Каштаны негры продают у площади Конкорд,
Бредёт сквозь лампочек салют бесснежный Новый Год.
И парижане, о своём задумавшись, спешат,
И Рождество – опять вдвоём с подружкою из США.
Наполнит праздничный Париж вино французское,
А ей пригрезится Москва – белым-бела.
Она пьёт водку так, как подданная русская,
Она такая же москвичка, как была.
Наполнит праздничный Париж вино французское,
А ей пригрезится Москва – белым-бела.
Она хоть бывшая, но подданная русская,
Она такая же москвичка, как была.
1990
|