Этот город неприкаянных людей,
Принимающий бездомных так легко,
Не способен обогреть своих детей,
Потому что расположен высоко.
Высоко над отоплением земным,
Над покорностью других периферий,
Он к себе суров и к жителям своим,
Он не злой, но так уставший от мессий…
И – уставший, но не ставший ни жлобом,
Ни искателем виновных и врага,
Ни девчонкою, торгующей теплом, –
Он глотает ядовитые снега.
И разбитыми ладонями плотин
Упирается в бушующий залив,
Но, как лики монументов и картин,
Он по-прежнему спокоен и красив.
И уж если ты в туман его густой
Окунёшься среди ржавых кораблей,
Ты отравлен будешь песнею морской
И виденьями качающихся рей.
Крузенштерна льдом поросший такелаж
Станет грезиться в простых сосульках с крыш,
И однажды этот город ты предашь
И в другой далёкий город убежишь.
И совьётся из дорог бескрайних сеть,
Ты запутаешься, как плохой рыбак,
В океанах, проститутках и тоске,
И поймёшь, какой ты всё-таки дурак.
Оглянувшись, ты увидишь, как блестит
Петербурга шпиль высокий сквозь года,
И, конечно же, он примет и простит,
И ты больше не уедешь никуда.
1995
|