Я жалею девушку Полю.
                    Жалею
За любовь осторожную:
                 «Чтоб не в плену б!»
За:
«Мы мало знакомы,
                 не надо,
                         не смею…»
За ладонь,
         отделившую губы от губ.
Вам казался он:
            летом — слишком двадцатилетним,
Осенью —
        рыжим, как листва на опушке,
Зимой, на морозе,
             является в летнем,
А весною — были веснушки.
А когда он взял автомат,—
                     вы слышите? —
Когда он вышел,
             дерзкий,
                 такой, как в школе.
Вы на фронт
         прислали ему платок вышитый,
Вышив:
     «Моему Коле!»
У нас у всех
         были платки поимённые,
Но ведь мы не могли узнать
                     двадцатью зимами,
Что когда на войну уходят
                безнадежно влюблённые,
Назад
     приходят
             любимыми.
Это всё пустяки, Николай,
             если б не плакали.
Но живые
         никак представить не могут:
Как это, когда пулемёты такали,
Не жить?
         Не слышать тревогу?
Белым пятном
         на снегу
                 выделяться,
Руки не перележать и встать не силиться,
Не видеть,
         как чернильные пятна
                     повыступили на пальцах,
Не обрадоваться,
            что веснушки сошли с лица?!
            
Я бы всем запретил охать.
Губы сжав — живи!
             Плакать нельзя!
Не позволю в своём присутствии
                             плохо
Отзываться о жизни,
             за которую гибли друзья.
Николай!
С каждым годом
         он будет моложе меня,
                            заметней,
Постараются годы
            мою беспечность стереть.
Он
останется
         слишком двадцатилетним,
Слишком юным
            для того, чтобы дальше стареть.
И хотя я сам видел,
                как вьюжный ветер, воя,
Волосы рыжие
         на кулаки наматывал,
Невозможно отвыкнуть
             выискивать виноватого,
Как нельзя отказаться
             от движения вместе с Землёю.
            
Мы суровеем,
Друзьям улыбаемся сжатыми ртами,
Мы не пишем записок девочкам,
                     не поджидаем ответа…
А если бы в марте,
                тогда,
                    мы поменялись местами,
Он
сейчас
         обо мне написал бы
                             вот это.

1945