В состоянии разбитом на Седьмой Красноармейской
        я стою у тёмных окон: все кафе давно закрыты.
Я рассматриваю атом с планетарной точки зренья,
        опровергнутой туманным вероятностным подходом.
Мимо топает приятель. Он домой идти не хочет -
        он боится очутиться у разбитого корыта.
У него в руке трепещут уравнения Максвелла,
        мы болтаем про политику и мерзкую погоду.

Мой приятель очень странный, из совсем другого теста.
        Это тесто зачерствело, тесто стало несъедобным.
Он, как будто пять копеек, закатился в дальний угол
        и был найден только после новой денежной реформы.
Он был восемь лет в отказе, три - работал на КамАЗе,
        пять - был сторожем на базе, ну и всем таким подобным.
Уравнения Максвелла у него в руке завяли,
        он пытается придать им очертания и форму.

После третьей же попытки он мне стал неинтересен.
        Я рассматриваю атом, поднеся поближе к свету.
Никаких научных мыслей в голове не возникает,
        кроме крайне неуместной - про единство формы с сутью.
В состоянии разбитом, настроении понятном
        на Седьмой Красноармейской посреди страны Советов
Я пытаюсь притворяться, будто так оно и нужно,
        и хочу выть на Селену, затуманенную мутью.