Вызывает меня секретарь партбюро,
Говорит по душам, доверительно:
«Завелося, Володя, в народе мурло,
Что порочит всю нашу действительность.
Мы ночами не спим, гоним план заводской,
Не считаясь с людскими затратами...
Ну а он, отщепенец, продажной рукой
Цэрэушные доллары хапает.
В общем, сверху у нас указание есть
С одобрением нашей политики:
Надо речь наизусть, без бумажки, прочесть
На стихийно возникнувшем митинге.
Митинг, значит, возникнет часов этак в пять,
Телевиденье раньше, в полпятого, -
Получить инструктаж, что и как освещать,
Чтобы скрыть наши рожи помятые.
Ты один у нас, Вова, вчера не кирял,
Так что гордо гляди в кинокамеру
И скажи, что, мол, пафос труда вдохновлял
Осудить отщепенцев компанию...»

Я б, как надо парторгу, конечно, сказал,
Он меня из конторы вытаскивал
Столько раз, - но ведь я ничего ж не читал
Ну, из тех, осуждаемых пасквилей.
А парторг говорит: «Всяку ересь читать –
Тут же можно войти в заблуждение...
Ни за что же не будут её запрещать –
Тут второго не может быть мнения».
«Так-то так, - говорю, не подумав, ему, -
Только как же возникнуть сомнению,
Если все по чужому сверяем уму,
Чтобы выразить общее мнение?»
Ну, тут он хлопнул своей волосатой рукой:
«Чтой-то ты, - говорит, - разбазарился!
А на очередь ты на квартиру – какой?
На санузел раздельный позарился!
На путёвку со скидкой, тудыт твою мать!
Иль зарплатой тринадцатой брезгуешь?»
Ну, тут я понял, где надо и с чем выступать,
Если премию к празднику требуешь...

И потребовал я прекратить геноцид
И унять агрессивность в Израиле.
Это ж надо, кричал: каждый житель там жид,
И так далее, мля, и так далее! –
А потом осудил этот гнусный комплот –
Всех писателей и академиков,
Что мешают возвысить фронт наших работ
Своим низким моральным падением.
И плевать мне, что я ничего не читал
Соложенкина и Сахаровича, -
Я в гробу эту музыку с детства видал –
Балалаечника Ойстроповвича...
В общем, кончил, как надобно, за упокой,
Сам налил из графина и выпил сам.
А парторг волосатой своею рукой
Прогрессивку мне к празднику выписал.