6.1

Дня на три иль больше даже
Из села Иван пропал...
Обнаружили пропажу –
Ничего никто не знал!

Председатель в удивленьи:
«Как такое понимать?
Кубик топчется в правленьи,
А Ивана не видать!»

Посылал домой к Ивану –
На двери висит замок.
Может, помер где-то спьяну
Непутёвый мужичок?

Хлебанул стакан отравы
И загнулся втихаря?
Обыскали все канавы,
Все кусты. И всё зазря.

Нет нигде... Опередила
Всех Иванова кума:
– Отыскался, вражья сила,
Да беда – сошёл с ума!

Председатель сел в машину,
Полсела – смотреть бегом
На редчайшую картину,
Как людей берут в дурдом!

Побросали всё, что можно,
Прибежали стар и мал:
«Только тихо, осторожно,
Как бы он не осерчал!»

И глазеют через щели:
– Ну, чего он, буйный, да?
– Бедный Ванька, неужели
К сумасшедшим навсегда?

Понависли виноградом
На забор и вдоль ворот,
Председатель тоже рядом.
Не подходит. Смотрит. Ждёт.

– Ваня-Ваня, после Клавы
Беспросветно начал пить,
А мужчине без управы –
Дважды два с ума сойтить!

– Ну, чего там? Что он, ходит?
– Да сидит, глядит во двор.
Ничего, спокойный вроде,
Но в руке зажат топор!..


6.2

Посреди двора лежала
Пара брёвен – два дубка.
Встал Иван и для начала
Топором на них слегка

Снял кору, зачистил ровно
И одной своей левшой
Стал тесать он эти брёвна,
Силясь телом и душой!

Раз за разом тяжелее,
Но мелькал, взлетал топор,
Словно не было важнее
Дела в жизни до сих пор.

Словно что-то дорогое
Для себя Иван творил...
Обтесал одно, другое,
Хоть и выбился из сил,

Хоть уже рука дрожала
И в ушах он слышал гул,
Всё ему казалось мало –
Не присел, не продохнул.

Пропилил пазы ножовкой,
Гвозди хитро зажимал
Меж коленями и ловко
Топором их в дуб вгонял...

А когда Иван поднялся,
Весь народ качнулся с мест –
Он устало улыбался,
Сжав рукой огромный крест.

И вот тут толпа застыла:
Что спросить и что сказать?
Может, хочет на могиле
Крест у Клавы поменять?

Иль чего удумал спьяну,
Может, руки наложить?
Председатель встал к Ивану,
Понял: надо говорить.

– Мы тебя везде искали,
Между прочим, всё село
От работы оторвали...
Что ж, скажи, произошло?

И Иван не стал таиться,
Крест к забору прислонил,
Посмотрел в людские лица –
Никого не пропустил

И сказал: «Родные люди!
Знаю вас не первый год.
Может, кто меня осудит,
Может, кто-то и поймёт.

Если чем-то провинился,
То простите – грех бывал...»
И народу поклонился
И в молчаньи постоял:

«Не подумайте, что спьяну
Я несу какой-то бред.
Пить теперь совсем не стану,
Вы уж верьте или нет.

Что случилось, то словами
Передать я вряд ли б смог...
Просто понял, что над нами
Был, и есть, и будет – Бог!

Сколько было за плечами
И позора, и стыда,
Но ведь есть Господь над нами,
Спросит Он, и что тогда?

... Дело каждого... Ну, словом,
Я хотел вас всех просить:
Может, церковь восстановим?
Может, легче станет жить?»

И лишился дара речи
Петроскитовский народ,
В удивленьи сжались плечи:
Что с Иваном? Кто поймёт?

Неужели так бывает?
Жил, ходил, и вот те на –
Церковь строить зазывает!
И не будет пить вина?

Поначалу с подозреньем,
Но тихонечко народ
Уловил сердечным зреньем,
Что Иван совсем не врёт!

Что душевной теплотою
Все слова его полны,
Что Иван – за той чертою,
Где притворства не нужны.

«Чтобы стало всё яснее,
Расскажу вам, где я был.
Был я аж у Архиерея,
С ним про церковь говорил.

Дал он нам благословенье
И сказал мне, что на храм
Нужно власти разрешенье
И оплату мастерам.

Мастерам должны по праву,
Сколько нужно, денег дать,
Чтобы церковь – всем на славу!
Чтоб века могла стоять!

Коль доверите мне это,
Всё пройду, всю жизнь отдам,
По копейке, а до лета –
Соберу на Божий храм.

Ну, а власть? Чего таиться!
Ей теперь на всё плевать!
Ей задача – прокормиться,
Что же нам от власти ждать?

«Как хотите, так живите,
Стройте вы хоть минарет,
Только денег не просите», –
Будет весь её ответ...

Вот моё такое слово...
Нам решать, коль все мы тут».
Отошёл Иван, и снова
Тишина на пять минут.

Тишина. И, как от боли,
Крикнул ветхий старичок:
– Аль не русские мы, что ли?
Что тут думать! Прав Росток!

– Сколько ж можно? В самом деле,
Как же церковь не поднять?
Зашумели, загалдели,
Стали предков вспоминать,

К председателю вопросы:
Разрешит, не разрешит?
Тот, как мальчик, шмыгнул носом:
– Я и сам не кришнаит,

Я, как все вы, здесь родился,
Так чего мне против быть?
И Ивану б я решился
Сборы денег поручить.

Что случилось с ним – не знаю,
Словно вижу не его!..
Одного не понимаю,
Крест дубовый – для кого?

«Для меня! – спокойно, строго
Вдруг Иван провозгласил. –
Чтобы видно было Богу,
Что и я свой крест носил...»

У кого-то сердце сжалось,
Кто слезу смахнул тайком.
Лишь безродье ухмылялось
В стороне. Особняком.